«Моногород», слово, чаще встречающееся в публицистических материалах, как тождественное депрессивному, на деле многомерный и не однородный организм, который сейчас проходит социальную и экономическую трансформацию в постсоветских странах. Антрополог Зарина Адамбусинова несколько лет изучает моногорода в Казахстане и Кыргызстане. В своих наблюдениях она рассказывает о том, как некогда искусственно, но успешно созданные проектные города на местах разведанных месторождений, сегодня пытаются адаптироваться к новым реалиям.

Моногородом считается населенный пункт — поселок, городок, город, сформированный вокруг одного или группы предприятий, связанных единой производственной цепочкой. Термин сегодня активно используется в современных общественных и академических дискурсах Казахстана и России. В Кыргызстане, используют более привычные на слух «ПГТ» — поселок городского типа или «малые города», где в качестве основного критерия определения таких мест рассматривается численность населения. В России, откуда к нам пришел термин «моногород», основополагающим маркером является наличие 25% населения, работающего на предприятиях одного производственного цикла, где и выпускается не менее половины продукции моногорода. В зарубежной практике такие поселения получили название a company town, чаще всего они построены корпорациями. Большое количество company towns можно встретить в США, Латинской Америке, Китае и в Европе – Рурская область и бывшие моноиндустриальные города в землях восточной части Германии. В большинстве случаев до промышленных поселков и индустриальных центров такие «проектные города» выросли из поселений рабочих и геологов, состоящих из нескольких палаток или землянок.

Согласно государственной программе по развитию моногородов (2012-2020) в Казахстане, в стране сегодня насчитывается 27 бывших и действующих моногородов из 87 городов, где сегодня проживает 1,5 млн человек. Самым крупным является Темиртау с населением 185,409 человек (2021), а самыми малочисленными с постоянно убывающим населением – Серебрянск (8,429 человек) и Курчатов (7,310) (2019). В Кыргызстане масштабы и количество моногородов значительно меньше, чем в Казахстане. Более того, такие поселения в стране чаще относят к категории малых городов или ПГТ с численностью населения, не превышающей 30,000 человек (2001). В большинстве случаев с коллапсом Союза производство в таких местах полностью приостановилось.

Деликатесы для периферии.

Историю формирования моногородов связывают с процессами индустриализации и урбанизации Советского Союза в 1950-1960-х гг. В тот период при разработке тех или иных месторождений необходимо было задействовать огромное количество трудовых ресурсов. Так стали появляться рабочие поселения для освоения и обслуживания новых месторождений разнообразных полезных ископаемых. Позже стало практиковаться пространственное деление на производственные площадки и отдельные жилые зоны (как правило, микрорайоны и спальные районы). Во многих случаях, первые промышленные объекты возводились с использованием труда военнопленных и/или заключенных, в том числе «условников», а позже население моногородов искусственно пополнялось за счет проведения масштабных всесоюзных комсомольских строек. Например, по такой схеме строился Жанатас (1964 г., получил статус города в 1969 г.) в Казахстане. Другие промышленные поселения были сформированы еще в довоенное время и получили особое развитие именно в военный период. В основном речь идет о местностях, связанных с добычей урана и, соответственно, с особыми военно-стратегическими проектами Союза. В качестве примера таких закрытых городов можно назвать Каджи-Сай, Мин-Куш и Майлы-Суу в Кыргызстане, Курчатов и Степногорск в Казахстане.

Чаще всего моногорода строились в транспортно-географической периферии той или иной советской республики. Сегодня этот факт еще больше усугубляет социально-экономическое положение некоторых моногородов. В тот период считалось, что построение нового городка обойдется дешевле, чем перенос производства в уже существующие промышленные центры. Более того, идея освоения пространства путем построения городских поселений и развития промышленности отвечала идеологическим установкам советского государства: помогало участвовать в строительстве социализма и формировать сильную советскую идентичность среди городского населения. В современных моногородах Казахстана и Кыргызстана среди взрослого населения часто можно наблюдать феномен постсоветской ностальгии или backward-looking nostalgia (термин антрополога Матиаса Пелкманса), когда горожане с улыбкой на лице вспоминают «лучшие времена» жизни города, называя их «островками рая и изобилия». Сравнивают то время местные горожане с сегодняшним днем, где им приходится с опаской и тревогой смотреть в будущее. Особенно это характерно для молодежи.

Примечательно, что почти все советские моногорода были включены в централизованную систему планирования экономики и находились на прямом московском обеспечении. По словам жителей, здесь всегда можно было найти самые редкие деликатесы и товары. Города были полностью снабжены новейшей инженерно-коммунальной и социальной инфраструктурой, включая образовательные и культурные учреждения, санатории-здравницы и пионерские лагеря. Более того, среди основных преимуществ проживания в моногороде была возможность получения нового собственного жилья, существенные надбавки к зарплатам и быстрое освоение новой специальности, нужной для определенной отрасли. Как правило, в моногородах строились центры получения и повышения квалификации и научные лаборатории при производстве. Таким образом, вездесущее советское государство, возглавляемое партией, брало на себя ответственность за все сферы повседневной жизни домохозяйств и их членов; именно в советских моноиндустриальных городах эта зависимость была наиболее ощутимой.

В некоторых случаях, советские моногорода были сформированы и сгруппированы в региональные территориально-отраслевые кластеры. Такое явление чаще всего можно встретить в России, в Казахстане ярким примером являются моногорода в Восточно-Казахстанской области, сконцентрированные вокруг добычи и обработки цветных металлов (свинец, цинк, медь, серебро). В Кыргызстане наблюдается более условное разделение на северные (цветные металлы, золото) и южные регионы (уголь, ртуть, уран, нефть).

Постсоветский моногород.

Современный моногород в постсоветском контексте является сложным и многообразным феноменом. В начале 1990-х и уже на протяжении 2000-х неолиберальные экономические реформы в постсоветских республиках сделали моногорода более уязвимыми, а некоторые из них превратили в совсем экономически и социально маргинальные местности. В условиях рыночной экономики постсоветские моногорода отличаются своей особой уязвимостью и отсутствием устойчивости (resilience) к различным факторам и потрясениям извне. Тотальная зависимость жизни города и его жителей от градообразующего предприятия приводит к ухудшению социально-экономической ситуации в моногороде, а также ощутимо отражается на карманах большей части его населения.
К сожалению, на постсоветском пространстве сформировалось уже довольно устойчивое общественное мнение о моногородах как о городах-призраках — ghost city — со своими страшилками и легендами. Этот имидж возник в 2000-х как результат периода полной стагнации, закрытия и приватизации градообразующих предприятий в девяностых. В других регионах мира проблема стагнирущих моногородов/company towns в географической периферии характеризуется постиндустриальным феноменом второй половины XX века, получившим название a shrinking city («убывающие города»). Сегодня такие города уже полноценно функционируют как объекты туристической сферы. Однако в отличие от большинства североамериканских городов-призраков, где уже полностью царствует природа и материальные вещи, в большинстве постсоветских заброшенных моногородах продолжают жить люди, или точнее –– выживать. Некоторые блогеры и журналисты и сей день посещают моногорода в поиске необычного или мистического сюжета. Во многих случаях такие места представлены совсем со стереотипным и поверхностным описанием жизни города, показывающее только фотографии «заброшек» или «пустышек» (пустующие жилые и бывшие промышленные здания), поддерживая пост-апокалиптический имидж этих мест.

Но моногорода в Казахстане или Кыргызстане не всегда депрессивное место. Условно их можно разделить на три типа. Первый – это казахстанские моногорода с относительно благоприятной и комфортной средой для проживания, там, где градообразующее предприятие продолжает функционировать. Такие места отличаются частично развитой городской инфраструктурой, а у большинства населения имеется стабильный доход — некоторые моногорода в Карагандинской, Костанайской и Восточно-Казахстанской областях: Темиратау, Алтай, Риддер, Рудный. В 90-е жители всех моногородов постоянно находились в перманентном модусе «выживания». Однако, сейчас в местах, где сохранилось производство, наладилась и своя повседневность. В разных моногородах Казахстана и Кыргызстана есть свои уникальные истории успеха и гордости, о которых необходимо рассказывать, тем самым менять сформировавшийся негативный образ этих мест. Например, кафе индийской кухни, истории семейных династий и марсианские пейзажи производственных отвалов в Аркалыке или ателье эксклюзивной одежды (в том числе для тоев) и сказки для детей казахского писателя Пернебая Дуйсенбина в Жанатасе, деятельность молодежной благотворительной организации и шарм южного берега Иссык-Куля в Каджи-Сае, кафе-бар в бывшей шахте и отремонтированный на средства рабочих мигрантов парк в Таш-Комуре в Кыргызстане.

Вторым сценарием является ситуация, когда бюджетообразующее предприятие несколько раз приватизировалось и меняло хозяев, и только недавно начинает отстраивать комфортную среду для горожан (например, Жанатас в Казахстане или Орловка в Кыргызстане).

Третий вариант реализуется, когда градообразующее предприятие полностью прекратило свое существование. В таких местах жители остались без заработной платы, а бюджет — без денег — Каратау и Аркалык (совсем недавно) в Казахстане, Ак-Тюз, Каджи-Сай и Таш-Комур в Кыргызстане. Как результат, основное население таких мест остаются без возможностей заработка. На смену приходят, в первую очередь, рабочая миграция или вахтовый метод работы: казахстанцы едут в западные нефтяные регионы (в первую очередь, Актау), соседние моногорода (например, жители Аркалыка –– в Рудный, жители Алтая — в Риддер) или города республиканского значения, в Кыргызстане –– также в столицу и крупные региональные города (Ош, Токмок, Джалал-Абад), но чаще всего в Россию — в Москву и Санкт-Петербург. Большинство оставшихся жителей продолжает практиковать схемы неформальных, зачастую нелегальных экономических практик, или другие коллективно разработанные механизмы выживания и взаимоподдержки, которые в 1990-х гг. замещали официальные финансовые и социальные институты (в следующей статье автор расскажет об одной из распространённых стратегий выживания – феномен долговой экономики). Жители в моногородах, проживающие в плотных сообществах, уже привыкли полагаться только на себя и свои индивидуальные/коллективные связи (informal networking).

Как выживают в моногородах.

В силу географической изолированности, специфики устройства города и его физического пространства, для постсоветских моногородов, в которых производство частично или полностью перестало функционировать, характерны следующие проблемы:
Деиндустриализация и безработица
Во всех моногородах, которые я изучала, безработица носит перманентный и застойный характер. В современных моногородах Казахстана и Кыргызстана основное население не трудится на градообразующем предприятие при его наличии. В местах, где бюджетообразующее предприятие продолжает функционировать, как правило, объемы производства незначительны, поэтому современное предприятие не способно обеспечить все трудоспособное население работой и соответствующим заработком. Более того, сегодня процесс производства автоматизируется и модернизируется, что создает дополнительные преграды для местных кадров в трудоустройстве. Постоянная безработица в моногородах может существенно повлиять на усиление маргинализации местного населения, а также на повышение уровня преступности.
В моногородах, где производство остановилось, для оставшихся горожан, помимо бюджетников, основными возможностями для заработка являются мелкое предпринимательство и торговля, а точнее – разные виды торговли. Торговля была и остается второй по популярности после миграции стратегией выживания среди местного населения в 90-х годах. Однако, сегодня торговля не приносит стабильного дохода. Более того, возможности для любого бизнеса в моногородах обычно ограничены. У многих жителей не хватает не только навыков и компетенций для разработок долгосрочных бизнес-планов и написания грантовых заявок для развития собственного малого бизнеса, но и информации о таких возможностях. Для молодого работоспособного населения моногородов Казахстана (например, Жанатас и Аркалык), во время опроса домохозяйств было выявлено большое количество молодых многодетных семей, основным источником дохода которых является государственное пособие.

Миграция
Как уже упоминалось, миграция (рабочая, в том числе внутренняя/межрегиональная и внешняя) стала основной стратегией выживания среди населения моногородов после развала Союза. Как для Казахстана, так и Кыргызстана, 90-е годы характеризовались неконтролируемой и повсеместной миграцией жителей, в первую очередь тех, кто попал в советские моногорода по комсомольской путевке или по союзной системе распределения. Во время политической и экономической нестабильности люди возвращались на свои исторические родины. Так, к примеру, в Жанатасе в 1989 году население составляло 53 401 человек, а в 2016 году — 21 444, и такую динамику можно наблюдать практически во всех моногородах обеих стран.

Это указывает на то, что качество жизни, возможностей и связей для трудоустройства и неформального заработка в моногородах немного выше, чем в сельских местностях обеих стран. Дополнительно для Кыргызстана, для трудоспособного населения очень характерна рабочая миграция, а для мужчин — вахтовый метод работы. Во многих случаях, в местных моногородах основное население составляют пенсионеры, бюджетники и дети.

Деурбанизация.
Процесс деурбанизации напрямую связан с двумя предыдущими процессами — деиндустриализацией и миграцией. Многие бывшие промышленные и жилые здания оставались и остаются бесхозными. В Казахстане, в рамках государственной программы большинство таких зданий было снесено, в первую очередь, заброшенные спальные районы, отстроенные в отдельных микрорайонах в 1980-х годах. На протяжении 2000-х пустующие здания в некоторых моногородах обеих стран разбирались самими жителями для вторичного использования полученного строительного материала: продажа/сдача металла и кирпича, построения дач, сараев для скота и птицы.
Во многих городах обеих стран еще можно встретить «пустышки» и тотальный износ всех инженерно-коммуникационных сетей, но совсем редко — благоустроенные общественные пространства и даже качественные детские площадки. Также, во всех изучаемых мною моногородах не хватает мест отдыха, развлечений и общения для разных категорий населения. В большинстве случаев, особенно характерно для Казахстана, основной опцией местного досуга являются тои и домашние бешпармак- или соғым-вечеринки. Как метко подметил один из пожилых жителей Жанатаса, сегодня в моногороде стали популярнее тойхана вместо ойхана — «ой» в переводе с казахского означает «мысль». В таких местах тои организовываются по разным поводам и, как правило, в осенний период проходят каждую неделю с участием как пожилого, так и молодого населения. Проведение тоев – не только работающий и приносящий доход местный бизнес и неформальный экономический инструмент кредитования, но тои также и о социализации, общении и нетворкинге.

Проблемы со здоровьем и экологией
Во время проведения социальных опросов с охватом в 150 домохозяйств в Аркалыке, Жанатасе в Казахстане и Таш-Комуре в Кыргызстане, мы часто сталкивались с наличием одинаковых жалоб и симптомов у горожан. Другой проблемой является игнорирование и пассивное отношение к своему здоровью. Жители моногородов часто не оценивают и не учитывают вред здоровью от производства, условия безопасности на предприятии, риски и опасности, связанные с феноменом кустарной добычи полезных ископаемых — artisanal mining — (например, нелегальная добыча угля и золота в Кыргызстане) или с проживанием вблизи хвостохранилищ радиоактивных и других производственных отходов.

«Мы никому не нужны»
Современный моногород в Казахстане и Кыргызстане находится в затяжной трансформации: от символа советского модернизма в ХХ веке до современного городка с внушительным перечнем потенциальных и нынешних вызовов. Такие места сегодня требует пристального внимания со стороны разных стейкхолдеров -- тех, кто обладает правом влиять и принимать важные для них решения. «О нас забыли», «Мы никому не нужны», «До нас там нет дела» -- в основном подобным образом характеризуют жители отношение к себе со стороны центральной власти.

Жить в моногороде — значит жить сегодня и «не упускать момент». На это жителей моногородов толкает тотальная зависимость от бюджетных средств, градообразующего предприятия, регионального центра и погоды.

Жить в моногороде -- это брать в долг/"под запись" еду и одежду.

Жить в моногороде — вахта и сезонные подработки, тои на выходных и прогулочные многочасовые поездки на такси или железной дороге в торговые центры в Таразе, Шымкенте, Костанае, Усть-Каменогорске, Караганде и в другие крупные города.

Жить в моногороде — это чаще всего выживать, и почти никогда не пользоваться развитой инфраструктурой.

Жить в моногороде — это не чувствовать себя в безопасности и не знать, что такое хорошие дороги, транспорт, малые архитектурные формы, ухоженные газоны, скамейки или красивые тротуары.

Жить в моногороде -- это не только про жизнь в регионе, но и про то, как там живет и формируется в таких условиях молодое поколение. И про то, с чем завтра сегодняшняя молодежь приедет из моногородов в столицу или большие города.